Свидетельство

Сегодня в музее Аяла презентуют книгу под названием «Предсказанная смерть». Подзаголовок — «Вспоминая убийство Ниноя Акино». Я имею честь выступать на презентации, поэтому не буду упреждать себя. Но для читателей, которые не смогут там присутствовать, я решил поделиться некоторыми дополнительными мыслями об этом проекте и о том, почему это важно.

Кажется, это лишь мимоходом пришло в голову редакторам, но для читателей определенного возраста и литературных наклонностей название не может не вызвать отклик в памяти, поскольку для многих читателей 1980-е годы были временем «магического реализма», в котором воображение Габриэля Гарсиа Маркеса заполнило пустоту, оставленную заглушенным воображением наших собственных творцов «тропического барокко», таких как Ник Хоакин: Годы одиночества» и отождествлялись с тошнотворно-сладким запахом разложения, пропитавшим «Осень Патриарха»; в частности, «Хроника предсказанной смерти» вызвала своеобразное извращенное дежавю, которое возникло среди тех, кто читал ее, когда она вышла на английском языке в 1982 году, только для того, чтобы обнаружить, что реальность превосходит вымысел с политическим убийством, которое определило поколение, которое произошло в 1983 году. Здесь было целое национальное сообщество, замешанное в убийстве, которое, оглядываясь назад, разворачивалось в неудержимом быстром, а затем медленном движении.

На прошлой неделе я указал, почему в 40-ю годовщину убийства Бениньо «Ниной» С. Акино-младшего настаивать, как это делают многие до сих пор, на том, что преступник остается неизвестным, — значит игнорировать то, как тогдашний президент Фердинанд Э. Маркос-старший ... взял на себя ответственность за убийство, используя все имеющиеся в его распоряжении силы, чтобы оправдать офицеров и рядовых, замешанных в том, что, по мнению его собственной следственной комиссии, могло быть не чем иным, как военным заговором. Конечно, с точки зрения закона лишь немногие могли быть осуждены, поскольку дело закончилось Фабианом Вером, который отправился в изгнание вместе с Маркозами. Но в этом и состоит весь смысл политических ликвидаций: сделать закон и поддерживающие его институты недееспособными и, следовательно, некомпетентными.

В книге, которая выходит сегодня, более 130 человек, с точки зрения самых разных слоев общества и политических убеждений, рассказывают об Акино до, во время и после этих 11 секунд судьбы — с того момента, как свидетели потеряли из виду его на погрузочной площадке в аэропорту Манилы, когда раздался первый выстрел, — это ознаменовало превращение того, что до сих пор было битвой воли между Акино и Маркосом, в битву за выживание между Маркосом и Филиппинский народ.

Будь то в кино – «Расёмон» Акиры Куросавы – или на телевидении – каламбурный «CSI» – или в романах – «Хроника предсказанной смерти» Маркеса – единственное, в чем нам говорят быть уверенными, когда дело доходит до свидетелей, которые уверены в себе, заключается в том, что можно быть уверенным в их ненадежности. Это потому, что они могут лгать следователям или лгать самим себе, часто без злого умысла и с искренней верой, что излагают евангельскую истину. И поэтому мы доверяем науке и уверены, что судебно-медицинская экспертиза покажет то, чего не могут показать свидетельские показания. Это полезно и даже необходимо при установлении факта. Но мы также можем и часто обращаемся к действиям воображения, к литературе и актам компиляции, репортажу или истории, чтобы осмыслить прошлые времена или получить представление о тех временах, слишком хорошо зная, как ошибочными могут быть воспоминания свидетелей.

И все же мы хотим услышать, увидеть, прочитать свидетельства. Не столько о фактах, хотя каждый из нас любит играть в детектива-любителя, даже до такой степени, как рассказчик, автор книги «Хроника предсказанной смерти», когда он встречает мать убитого: «Я нашел ее распростертой при последних огнях старости, когда вернулся в эту забытую деревню, пытаясь собрать разбитое зеркало памяти из множества разбросанных осколков». Ибо каждый осколок сам по себе является полным зеркалом, отражающим единственную истину, в конце концов, тот, кто дает показания, способен свидетельствовать.